Мои люди при расставании искренне пожелали мне удачи. Ни они, ни я и думать не думали, что в самом ближайшем будущем они погибнут из-за меня.

* * *

Ночью, благополучно миновав выставленные осаждающими дозоры, я прокрался в Лус-Птокай.

Услышав о моем возвращении, Арджевх поспешил мне навстречу.

— Ну что, Эрекозе?

Внимательно поглядев на меня, он прибавил:

— У тебя ничего не вышло. А выглядишь ты так, словно сражался со стаей котов. Что случилось? Я рассказал. Он вздохнул.

— Глупо было надеяться на иной исход. Теперь ты умрешь вместе с нами.

— Уж лучше так, — ответил я.

* * *

Миновало два месяца, два зловещих для защитников Лус-Птокая месяца. Рати человечества все не шли на приступ. Выяснилось, что они ожидают приказа королевы Иолинды. Она же, судя по всему, пребывала в нерешительности.

Бездействие было тягостно само по себе.

Я частенько поднимался на стену и разглядывал лагерь осаждающих, мысленно подгоняя их начинать. Лишь Эрмижад бывало по силам развеять мое сумрачное настроение. Мы ни от кого не скрывали, что любим друг друга.

А поскольку я любил ее, мне до безумия хотелось ее спасти.

Мне хотелось спасти и ее, и себя, и всех элдренов в Лус-Птокае. Я хотел не разлучаться с Эрмижад. Я не хотел погибнуть.

В отчаянии я ломал голову над тем, как нам одолеть врага, но планы мои были один сумасброднее другого и явно ни на что не годились.

Однако память выручила меня.

Я припомнил наш с Арджевхом разговор на плато после того, как он взял надо мной верх в поединке.

Я нашел принца в кабинете. Он читал.

— Эрекозе? Что, началось?

— Нет, Арджевх. Ты рассказывал мне как-то о древнем оружии своего народа, которое сохранилось до наших дней.

— Что?

— Древнее и ужасное оружие, — сказал я. — Вы поклялись не использовать его, потому что оно обладает страшной силой.

Он покачал головой.

— Нет.

— Пойми, Арджевх, — умолял я, — пришла пора воспользоваться им. Устрашившись, люди сами предложат нам мир.

Он закрыл книгу.

— Нет, такого они нам никогда не предложат. Скорее уж они предпочтут смерть. И потом, будет ли оправданным нарушение древней клятвы?

— Арджевх, — сказал я, — я все понимаю. Однако я полюбил элдренов. Я уже нарушил одну клятву, позволь мне нарушить и другую — ради тебя.

Он снова покачал головой.

— Ну тогда вот что, — продолжал я. — Давай договоримся так. Если не будет иного выхода, я применю это оружие на свой страх и риск, и вся ответственность ляжет тогда на меня.

Он внимательно посмотрел на меня, стремясь, по-видимому, разгадать, что стоит за моими словами.

— Может быть, — проговорил он.

— Ты согласен?

— Нам чуждо людское своекорыстие, Эрекозе. Вы готовы уничтожить все и вся, чтобы только никто не покусился на ваше мнимое превосходство. У нас иные ценности.

— Знаю, — ответил я, — Потому-то я и прошу тебя. Мне невыносима мысль, что вам грозит гибель от руки скотов, которые собрались за стенами вашей крепости!

Арджевх встал и поставил книгу на полку.

— Иолинда сказала правду, — заметил он. — Ты в самом деле изменил своему народу.

— Что такое народ? И разве не вы с Эрмижад требовали от меня стать личностью? Я сделал выбор.

Он поджал губы.

— Что ж…

— Я лишь хочу помешать им творить безрассудства и дальше, — сказал я. Он стиснул ладони.

— Арджевх, я умоляю тебя. Ради моей любви к Эрмижад, ради ее любви ко мне, ради дружбы, которой ты меня одарил, ради оставшихся в живых элдренов позволь мне применить древнее оружие!

— Ради Эрмижад? — приподнял он тонкие брови. — Ради себя? Ради меня и моих подданных? Не ради мести?

— Нет, — отозвался я тихо, — не из мести.

— Хорошо. Решай сам. Думаю, так будет честно. Я не хочу умирать. Однако будь благоразумен.

— Обещаю, — сказал я. По-моему, я сдержал обещание.

Томительному ожиданию, казалось, не будет конца. Заметно похолодало. Приближалась зима. Когда ударят морозы, можно будет облегченно вздохнуть, поскольку мы получим передышку до весны, ибо надо быть круглыми дураками, чтобы осаждать Лус-Птокай зимой, Наши враги это прекрасно понимали. Иолинда наконец отбросила нерешительность и отдала приказ штурмовать твердыню элдренов.

Как я узнал потом, после многочисленных препирательств маршалы выбрали из своих рядов самого опытного воина и сделали его полководцем.

Они выбрали графа Ролдеро. Миндальничать он не собирался. Под городскими стенами появились громадные осадные машины, и в их числе — огромные черные пушки, которые назывались огнеметами.

Ролдеро подскакал к воротам Лус-Птокая. Герольд протрубил вызов. Я поднялся на стену, чтобы поговорить с графом.

— Приветствую тебя, изменник Эрекозе! — крикнул он. — Мы решили покарать тебя заодно с элдренами. Сначала мы попросту хотели убить вас, но теперь всякого, кто попадет к нам в плен, ждет медленная смерть под пытками.

Мне стало грустно.

— Ролдеро, Ролдеро, — вздохнул я. — Когда-то мы были друзьями. По правде сказать, ты был моим единственным другом. Мы пили вместе, мы вместе сражались и вместе шутили. Мы были приятелями, Ролдеро, добрыми приятелями.

Конь под ним нетерпеливо забил копытом.

— Это было давным-давно, — ответил граф, не глядя на меня. — Давным-давно.

— Немногим больше года назад, Ролдеро.

— К чему вспоминать прошлое, Эрекозе? — он посмотрел на меня, заслонив глаза рукой в перчатке. Я увидел, что лицо его постарело, и на нем прибавилось шрамов. Должно быть, я выглядел не лучше. — Мы изменились.

Натянув поводья, он поворотил коня и всадил в бока животному длинные и острые шпоры.

Итак, сражения было не избежать.

Ухнули огнеметы. Заходили ходуном стены, в которые угодили массивные болванки. На улицы обрушились огненные шары, которые выплевывали из себя захваченные у элдренов пушки. Черным градом посыпались стрелы.

А потом на город устремилось людское море. Тысячи и тысячи людей против горстки элдренов.

Мы надеялись отразить первый натиск, уповая в основном на лучников, ибо снарядов к орудиям было всего ничего.

Штурм продолжался десять часов. Нам удалось отстоять город, На следующий день все началось сначала. Однако Лус-Птокай, древняя столица Мернадина, пока держался.